Историей 361-й стрелковой дивизии, состоявшей только из жителей Башкирии, я заинтересовалась во время поисков родственника Галиуллы Загидулловича Тукаева, отца шестерых детей, пропавшего без вести во время Великой Отечественной войны.

Ишимбайский горвоенкомат в 1946 и 1947 годах составлял данные о тех, на кого не пришли «похоронки». Галиулла Тукаев в них значился дважды: в первом списке он считался пропавшим без вести в январе, во втором – в июне 1942 года. И таких, как он, оказалось около 300 человек. К 70-летию Великой Победы их имена были выбиты на стелах в ишимбайском парке Победы, но родственники до сих пор не знают, где воевали и пропали их родные.

«Этот месяц был страшен, было все на кону…»

Мои поиски Тукаева также ничего не дали, но я нашла интересную информацию о 361-й стрелковой дивизии, которая была сформирована в сентябре 1941 года из жителей Башкирии. А 26 декабря ее бойцы приняли первое сражение. Спустя полгода дивизия попала в окружение, из которого благодаря своему командиру, полковнику, а после июля 1942 года – генерал-майору Денису Васильевичу Михайлову ей удалось выйти, но с большими потерями.

Если посмотреть на карту, то Ржев, Сычевка и Белый образуют треугольник, в нем и разворачивалась трагическая судьба 361-й дивизии. 27 декабря 1941 года ее бойцы в составе 39-й армии Калининского фронта, прошагав пешком по глубокому снегу в тридцатиградусный мороз 40 км от Торжка, овладели Елизаветино. А уже 7 января, пройдя с боями более 110 км, они заняли Чертолино – железнодорожную станцию западнее Ржева, освободив по пути ряд населенных пунктов и захватив трофеи.

Воспоминаний участников этих сражений я не нашла, но есть письменные свидетельства бойцов 355-й стрелковой дивизии, воевавших по соседству. Один из них, красноармеец Глушков, вспоминал: «25 декабря полки, получив оружие, вышли на передний край обороны. С рассветом 26 декабря начали наступление, которое в первый день потерпело неудачу...

Почему? Наша артиллерия отстала, и решили брать деревню так, на «ура», – начальники, видимо, были решительные. А немец тоже не дурак, допустил нас до сотни метров и ударил из пулеметов и минометов – тут все мы и полегли. Пока лежишь – ничего, стоит пошевелиться – начинают по тебе стрелять. Одеты мы были плохо, многие обморозились. Их вытаскивали в потемках. Винтовки наши не стреляли – они были новенькие, густо смазаны – замерзли. К исходу второго дня уже при поддержке артиллерии мы все-таки подобрались к деревне».

А дальше – задача обойти Ржев с юга и совместно с другими частями взять его к 12 января. Дивизия устремилась к железной дороге Ржев-Вязьма и даже освободила станцию Папино, что 15 км южнее, но дальше на восток она не продвинулась. Уже к 22 января немцы отбросили ее от железных дорог. К 20 февраля 39-я армия вместе с 11-м Кавалерийским корпусом оказалась в полуокружении: своеобразной грушей с хвостиком на север висела она к югу от Ржева, не имея выхода ни к одной железной дороге.

Для наступления предписывалось по два артиллерийских снаряда в день, авиации не было вовсе. Солдаты и офицеры получали лишь по сухарю в сутки, они голодали, многие обессилели. Начался падеж и среди лошадей, ставших по этой причине для бойцов основной пищей. Чтоб солдаты не отравились, им выдавали по головке чеснока.

18 января 361-я дивизия совершает семидесятикилометровый переход на юг к Сычевке, но все станции и железная дорога были хорошо укреплены немцами, причем на сооружение оборонительных укреплений фашисты направляли наших пленных. Но больше всего пропавших без вести было не в плену, а там, «в безыменном болоте, в пятой роте, на левом, при жестоком налете» (цитата из стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом» – прим. автора). В этих непрерывных боях и отступлениях многих солдат не хоронили, потому что делать это было некому.

«Фронт горел, не стихая...»

Сычевку дивизия взять не смогла и устремилась на запад, фронтом к востоку. Места там очень болотистые, проходимых дорог было мало, поэтому линии фронтов шли узкими клиньями. Весь февраль и март в этом месте шли очень жестокие бои.

Примечательно, что Анвар Бикчентаев, будущий башкирский писатель, ответственный секретарь 59-го стрелкового полка, воевал в составе 361-й дивизии. Есть документальные свидетельства о том, как он поднял группу бойцов до 20 человек против немецких автоматчиков, пробравшихся на опушку леса, и был ранен в лицо. К чести писателя, он прошел с 361-й весь трагический путь от начала до ее конца.

Чтобы хоть немного представить весь ужас тех дней, обратимся к воспоминанию Е.П. Тарасова, ветерана 234-й стрелковой дивизии, воевавшей с конца марта неподалеку, в районе Белого: «Когда стараешься восстановить в памяти конец марта-начало апреля 1942 года, то многие дни сливаются в один.

Почти ежедневная карусель из немецких бомбардировщиков над головой. Построившись в круг, они поочередно, с пикирования, включая сирены, бомбили и обстреливали нас. Никогда не забыть: плотный минометный огонь, который обрушивали на нас, не жалея мин... и тяжелую, непроходящую усталость от постоянного недосыпания и нервного напряжения».

В конце мая 1942 года дивизию перевели в «коридор» ближе к Оленино, тогда же были подведены итоги четырех месяцев сражений. На 20 апреля 1942 года дивизия состояла из 4809 человек – половина ее начального состава. 2 июля немецкое командование начало операцию под названием «Зейдлиц», и части 361-й сразу попали под натиск врага рядом с поселком Оленино.

Сдержать немцев не удалось, и дивизия начала свой последний поход по лесам и болотам под Ржевом. За несколько дней дивизия прошла более 150 км по тылам врага, перетаскивая орудия, машины, технику. Дороги из-за дождей превратились в сплошное месиво. Когда заканчивались горючее и боеприпасы, орудия и технику уничтожали.

Во всех воспоминаниях отмечается засилье в небе немецкой авиации и практически полное отсутствие наших самолетов. Бойцы выходили из окружения на запад, в расположение 22-й армии. В итоге по спискам вышедших из окружения за период со 2 по 22 июля значится 713 человек, из которых 345 – командиры. Пропавших без вести и убитых было 2161 человек, плюс санитарные потери, которые, как правило, всегда больше тех, что случаются во время боев. От дивизии практически ничего не осталось.

За январские сражения в 1942 году 361-я стрелковая дивизия была переименована в 21-ю гвардейскую. В августе этого же года она была переформирована, и в ее состав вошли солдаты из других регионов СССР. А вот наши земляки в тех боях полегли почти все. По признанию автора книги «21-я гвардейская» А.А. Василевского, «..в десятитысячном строю бойцов мало осталось людей, начинавших путь от Башкирии».

«Нам свои боевые не носить ордена…»

В апреле 1942 года вышел приказ о награждении 32 бойцов 361-й дивизии. Среди них – артиллеристы, командиры и ни одного стрелка из пехотных рот. Конечно, позже, в 1944-1945 годах, оставшиеся в живых красноармейцы стрелковых рот и полков получили медали «За отвагу», «За боевые заслуги» и даже ордена. Но с трудом отыскала я в этих списках солдат, призванных из Башкирии, а те, кто погиб, так и остались не узнанными, неизвестными, не награжденными.

Историки и исследователи сходятся во мнении, что битва под Ржевом исследована не до конца, и в ней много белых пятен. И пока не откроют все архивы, вряд ли мы узнаем о том, где пропали без вести тысячи наших солдат, таких как Галиулла Загидуллович Тукаев. Всего же в горниле этой войны, по некоторым оценкам, пропало до полумиллиона солдат, о которых до сих пор неизвестно ничего.

Как же воевали, какие подвиги совершали рядовые, ездовые, санитары, разведчики, стрелки пехотных рот 361-й дивизии, которых все-таки отметили наградами? Формулировки их заслуг в наградных очень просты, например, коновод 29-й отдельной роты Д.Х. Хазиев из Нуримановского района «в боях в мае-июне 1942 г. под сильным огнем сумел сохранить доверенных ему лошадей.

Проявлял исключительную инициативу и находчивость, изыскивая фураж из местных ресурсов». Шофер 33-й отдельной автороты подвоза П.Д. Семикашев из Стерлитамакского района «весь пройденный путь боевых подвигов дивизии за освобождение Ржева выполнял все порученные ему боевые задания точно и аккуратно.

Свою машину содержит в полной боевой готовности» и так далее. Подвиги, за которые наградило Отечество своих верных сынов, просты, и, кажется, что нет в их поступках никакого геройства. Да, для них это было обычной работой, но мы сегодня должны понимать, что выполняли они ее под пулями и минами.

О дивизии не забыли и после войны: 20 февраля 1978 года в Уфе, на доме № 1 на улице Октябрьской революции были открыты две мемориальные доски с надписью на башкирском и русском языках: «В этом здании в августе-октябре 1941 года размещался штаб 21-й (361-й) гвардейской Невельской стрелковой дивизии» (так она стала называться в октябре 1943 года – прим. автора).

В 70-х годах школьники из Невельска поставили памятник 21-й гвардейской стрелковой дивизии в поселке Самозваново, есть мемориальная плита и в деревне Турки-Перевоз. Только вот под самим Ржевом, где полегла вся дивизия, нет ни одного памятника храбрым воинам нашей республики.

«Я вам жизнь завещаю…»

Я все время вспоминаю классные часы в школах, на которые мы приглашали ветеранов. Приходили они на встречи неохотно, сидели перед нами в помятых костюмах, неуклюжие, с грубыми рабочими руками. Когда им давали слово, нам становилось скучно. Они могли лишь сказать: «Вот нам была поставлена задача взять высотку». А дальше? Что они могли сказать нам и детям? О том, как они выковыривали немцев штыками из траншей, и сколько полегло там наших солдат – весь холм был усыпан телами?

В нашем поселке жил ветеран, у которого вместо ноги была «деревяшка». Каждое утро он шел к пивному ларьку, а возвращаясь, кричал, кроя все и вся «в Бога, в душу, в мать». Я переходила от него на другую сторону, отворачивалась, стеснялась его увечий, ведь считалось, что в Советском Союзе все должны были быть молодыми, здоровыми и красивыми. Мне до сих пор стыдно за это…

Очень хотелось бы найти больше информации об отважных наших земляках, участниках сражений под Ржевом, узнать о том, что чувствовали, о чем думали они в те нелегкие месяцы. Узнать, чтобы рассказать потомкам. Это наш долг перед ними.